обернулись, а я уже в них этими самыми мешками как швыранул — и бежать! Кинул так удачно, это уже потом я понял. Сидели двое на корточках, у одного автомат со штык-ножом за спиной. Об острие кульки порвались, да и окатили их с головы до ног бормотухой. В этот раз крепкая она была и — страсть, какая вонючая. В общем, залил обе морды бородатые ядреным самогоном, глаза им чуть не выжег. А запах такой, будто кислотой или соляркой плеснул. Не знаю, что они подумали, может, как раз и посчитали, что я их топливом окатил и сейчас жечь их заживо буду. Или что новое химоружие на них испытывать собрался — короче, не поняли, что самогон. Ведь сами они такое не пьют, харам. Перепугались, видно, до смерти, еще и глаза почти ослепли. Кинулись бежать с криками, оружие побросали. Только сослепу сбились с направления и вместо того, чтобы в темноте скрыться, прямиком в наш лагерь прискакали. Там их взяли. А я что, я следом с их автоматами подоспел. Вынырнул из темноты по-геройски. За самоволку меня вздрючили, конечно, но по-свойски, а за обезвреживание диверсантов — вот, видите, медалька пришла. Они там тропу минировали, оказывается… Было бы нам на завтра «доброе утро». Вот такая история, Андрей Григорьевич. Говорю же, повезло, что самогон в тот вечер особо пакостный попался.

— Ага, — улыбнулся я. — Повезло…

А про себя подумал, что метко Сашок кульки метает. На штык-нож в темноте попал…

* * *

В кабинете зазвонил телефон.

— Слушаю, Горохов, — выдал привычно шеф, а потом с многозначительным видом протянул мне трубку. — Андрей Григорьевич, это тебя…

— Кто? — удивился я.

— Варвара Андреевна Соловейчик.

Света незаметно для остальных нахмурила брови, а я, взяв трубку, ответил:

— Алло. Ага, привет… Что? Ну-у… давай. Минут через двадцать. Скоро буду.

Я положил трубку. Поймав на себе вопросительные взгляды коллег, особенно, Светы, принялся пояснять:

— Варвара просила встретиться, есть у нее какая-то информация по Рубилину, — невинно пожал я плечами, косясь на свою девушку.

— А по телефону нельзя было все обсудить? — фыркнула та.

— Говорит, что не телефонный разговор.

— Конечно, иди, — одобрительно закивал Горохов. — Нам любая информация важна… Ковригина мы задержали, но не факт, что это он наш убийца. Им может оказаться кто угодно… Не только Рубилин, но и… сама эта Соловейчик.

Шеф, выдав вдруг невероятную версию, замолчал. Но Свете она, похоже, понравилась.

— Соловейчик — убийца? Не верю, чтобы женщина убивала, — недоуменно скривил губы Погодин. — Да и, к тому же, сотрудник прокуратуры.

Я покачал головой. Должность и звание — ещё не иммунитет.

— А ты дело Борца забыл уже? — хмыкнул тут же и Горохов, хитро поглядывая на Погодина. — И убийство прокурора Дубова. Там тоже женщина была — и сотрудник, к тому же, Новоульяновский прокуратуры.

— Галю Федорову я помню, — кивнул Погодин и, вздохнув, добавил. — И Веру Титову… Или как там она себя называла? Инга…

— Вот-вот! Нам ли не знать, на что способны женщины… — лукаво улыбнулся Горохов.

— Если уж на то пошло, то и водителя нашего, Саньку, тоже можно подозревать, — заключил вдруг Федя.

— Это почему? — вскинул на него бровь Горохов.

Но внимательнее всех сейчас смотрел на Федю я.

— Ему же сегодня медаль вручили! Герой, блин, оказывается. А на службе таким простофилей прикидывается. Еще и трусоватым кажется. Мы когда Андрея искали по дачам, весь изнылся — мол, мало ли, кто где может отсиживаться. А что, если он притворяется? Ведь Света сказала, что Литератор носит маску — так? Как, впрочем, и любой уважающий себя маньяк, с какими мы работали, тщательно скрывается, не выпячивает свою сущность наружу. Маскирует сущность свою оболочкой добропорядочной и обыденной. Трус! Чем не прикрытие для маньяка? А?..

Своими соображениями по поводу нашего водителя я ни с кем не делился. Но Федя сам пришел к подобным выводам о странной личности Сашка. И это уже интересно.

Надо будет держать в поле зрения водилу нашего, и личное дело в кадрах как-то незаметненько глянуть. Может, еще окажется, что он и другие награды имеет. Или вообще мастер спорта по стрельбе и прочим боевым дисциплинам. Короче, возьму его на карандаш…

— Хе! — крякнул Горохов, — этак мы и самого начальника милиции можем подозревать, товарища Лосева…

— А что? — Федя закивал, уже накидывая факты в пользу этой версии. — Очень может быть, что это он за всем стоит, а Сашок — его помощничек.

— Целая милицейская преступная группа? — хохотнул Горохов.

— Ну, да… — с серьезным видом вещал Федя. — Сами смотрите, он этого Саню к нам приставил, чтобы быть в курсе всех передвижений. К Лосеву на прием приходила Приходько, говорила, что в книгах ее любимого писателя Светлицкого и в происходящих в городе убийствах прослеживается аналогия. Было? А он все спустил на тормозах. И нам не очень-то помогает, только по самой необходимости способствует, так, чтобы и жаловаться было не на что. А потом Приходько и вовсе исчезла. Андрею он вообще сказал, что не помнит, что такая гражданка к нему приходила. Помните ведь? — Погодин, как всегда при появлении новых идей, входил в раж. — И заметьте… Люди убиты уважаемые: директор фабрики, заведующая овощебазой, знаменитая в прошлом балерина. Все известные в определенных кругах. Не уголовники и не шаромыги какие-нибудь. А это значит — что?

— Что? — уставились мы на Федю.

— Что и убийца не простой уголовник… Гурман, так сказать. Под стать жертвам, близок им по статусу. Вот начальник милиции — самое то, на такую роль подходит. Ну или председатель горисполкома… Как его там фамилия?

— Монашкин Борис Борисович, — ответил Горохов, но уже почему-то совсем не улыбался и не иронизировал, а крепко задумался над Федиными словами.

* * *

— Привет! — Варя протянула обе руки.

Я рефлекторно подался чуть вперед, и она повисла у меня на шее, чуть коснувшись губами моей щеки. Обниматься и целоваться с ней, вообще-то, в мои планы не входило, но как-то само собой вышло. Хорошо, что я один пошел, без Светы.

Встретились мы в кафе «Светлячок», расположенном недалеко от УВД. Заказали по чашке кофе с вафельными трубочками.

— Ну, рассказывай, — нетерпеливо поглядывал я на собеседницу.

Платье на